Христианское богословие – это дисциплина, имеющая глубокую традицию. Восточная Церковь дала имя Богослова евангелисту Иоанну, одному из двенадцати учеников Иисуса Христа. В первые века христианства жили такие выдающиеся богословы, как Юстин, Тертуллиан, Климент Александрийский, Ориген и др. Некоторые богословы, жившие в эпоху IV-V веков, т.е. в эпоху борьбы с ересями, получили титул Учителя Церкви. К первым учителям Церкви относятся как жившие на Востоке и писавшие на греческом языке Василий Великий, Григорий Назианзин, Иоанн Златоуст, Афанасий Великий, так и жившие на Западе и писавшие на латинском языке Амвросий Медиоланский, Августин Гиппонский и Иероним Стридонский.
В IX веке начали намечаться первые серьезные разногласия между греческими и латинскими богословами. Они касались проблемы Filioque (т.е. учения о предвечном исхождении Святого Духа от Отца и Сына, разделявшегося многими богословами Запада), учения о первенстве Папы Римского, а также некоторых обрядовых различий между чином богослужения, принятым на Западе, и чином богослужения, принятым в Византии. После разрыва в 1054 году между Римом и Константинополем греческое и латинское богословие развивались практически независимо друг от друга вплоть до XIV века, когда труды некоторых выдающихся западных богословов (в первую очередь Фомы Аквинского) стали переводиться на греческий язык.
Дунс Скот занимает особое место в истории западного богословия. Он творил в эпоху, непосредственно следовавшую за эпохой Фомы Аквинского, в буквальном смысле “шел по пятам” за “ангельским доктором” (так называли Фому Аквинского на Западе). Мы начнем разговор о богословии Дунса Скота с сопоставления богословских идей Дунса Скота и Фомы Аквинского.
Волюнтаризм и интеллектуализм в философии
Поскольку у человеческой души есть две главные способности – разум и воля, можно выделить два типа богословских рассуждений. Один опирается преимущественно на разум, другой – на волю. Разумеется, ни Фома Аквинский, ни Дунс Скот не воспринимали самих себя в таком ключе (ибо средневековым богословам вообще чужда была рефлексия), но все же в общепринятом отнесении Фомы Аквинского к интеллектуалам, а Дунса Скота – к волюнтаристам есть нечто объективно истинное.
Начнем с того, что Фома Аквинский был доминиканцем, а Дунс Скот – францисканцем. В России до недавних времен не проводили особых различий внутри католической духовности, ибо советские исследователи философии и богословия Запада противопоставляли либо “схоластику” и философию Возрождения (или Нового времени), либо католичество и протестантизм (или православие). Однако задача философа и богослова – “distinguere” (лат. различать). Поэтому мы должны видеть различия внутри схоластики (в частности, между богословием Фомы Аквинского и Дунса Скота) и не только видеть эти различия, но и попытаться выявить их причины. С одной стороны, эти различия коренятся в наличии двух способностей человеческой души: разума и воли, – так что, в зависимости от преобладания той или иной способности, люди вообще и богословы в частности делятся (как отмечал русский писатель И.С. Тургенев) на “гамлетов” и “донкихотов”. С другой стороны, различия обусловлены особенностями доминиканской и францисканской духовности.
Ордена доминиканцев и францисканцев были основаны приблизительно в одно и то же время – в начале XIII века. Оба ордена были “нищенствующими”, т.е. практиковали возврат к евангельской бедности. Однако несмотря на кажущееся сходство имелось и очевидное различие как в характерах основателей этих орденов, так и в понимании путей стремления к христианскому совершенству. Св. Доминик стремился к искоренению альбигойской ереси путем проповеди, а проповедь требовала соответствующего развития интеллекта. Вот почему основу созданного св. Домиником Ордена проповедников составляли университетские профессора. Св. Франциск стремился к искоренению пороков христиан примером подлинно евангельского образа жизни: в числе первых францисканцев был лишь один университетский профессор, а именно св. Антоний Падуанский. Лишь после смерти св. Франциска руководство Ордена францисканцев стало посылать братьев в университеты для получения ими образования. Таким образом, если интеллектуальная деятельность воспринималась доминиканцами как цель, то францисканцы видели в ней лишь средство. Доминиканец познает Бога, потому что считает, что именно в познании Бога заключено вечное блаженство человека; францисканец познает Бога, чтобы сильнее полюбить Его, потому что верит, что вечное блаженство человека состоит в любви к Богу. Но инструмент познания – это интеллект, а инструмент любви – воля; вот почему говорится, что доминиканские богословы подчеркивают значение разума, а францисканские делают упор на волю. Это также объясняет, почему Фома Аквинский считал богословие наукой “более теоретической, нежели практической”, а Дунс Скот воспринимал богословие как науку преимущественно практическую (“размышление о Боге мало что значит, если человек не любит Его в созерцании”). Если Фома Аквинский считал доказательства бытия Божия убедительными для всякого человека, то Дунс Скот считал их убедительными лишь для человека, который желает поверить в исходные посылки этих доказательств. Таким образом, с точки зрения Фомы Аквинского, богопознание начинается с работы разума, а, согласно Дунсу Скоту, никакое богопознание не может начаться без согласия воли (из философов Нового времени к позиции Фомы Аквинского ближе Декарт, а к позиции Дунса Скота – Паскаль).
Ту же дилемму “разум-воля” мы видим и в подходе Фомы Аквинского и Дунса Скота к проблеме причины сотворения мира Богом. Фома Аквинский усматривает причину сотворения мира Богом в общем принципе: “Благу свойственно распространяться”. Из этого, согласно Фоме Аквинскому, логически вытекает необходимость сотворения мира. Дунс Скот же считает, что Бог сотворил мир по Своей свободной воле, т.е. мог и вообще не творить мир.
Два взгляда на причину Боговоплощения
Различием в понимании роли разума и воли не исчерпывается отличие богословия Дунса Скота от богословия Фомы Аквинского. Еще одно очень важное отличие проявляется в том, как Фома Аквинский и Дунс Скот отвечают на главный вопрос христианства, а именно: “Почему Бог стал человеком?” Фома Аквинский, отвечая на этот вопрос, следует учению большинства Отцов Церкви, когда утверждает, что причиной Боговоплощения было грехопадение Адама. Дунсу Скоту такое объяснение представляется неправильным. Согласно Дунсу Скоту, само Боговоплощение – главная причина сотворения мира, поэтому никакое событие в сотворенном мире (грехопадение или что-либо иное) не могло быть причиной Боговоплощения.
Но почему Дунс Скот считал Боговоплощение главной причиной сотворения мира? Дело в том, что, согласно Дунсу Скоту, Бог творит мир для умножения Своей славы; наибольшую славу приносит Богу ипостасное соединение с совершеннейшим из творений, которое есть душа Христа. Если принять это за аксиому, то отсюда логически следует вывод, что весь мир сотворен ради Христа. Христос, таким образом, предстает как причина и цель, “Альфа и Омега” творения. Эта мысль Дунса Скота получила продолжение в богословии Тейяра де Шардена и Папы Иоанна Павла П. Она находит подтверждение в Новом Завете, прежде всего в Евангелии от Иоанна, посланиях апостола Павла и в Откровении Иоанна Богослова.
Позднейшие схоласты, например Суарес (1548-1617), пытались примирить позицию Отцов Церкви и Дунса Скота в этом вопросе. Используя теорию “среднего знания”, сформулированную богословом Луисом Молиной (1535-1600), Суарес объяснял Боговоплощение как итог созерцания Богом в Самом Себе всех возможных миров. Поэтому, согласно Суаресу, Боговоплощение – это одновременно и цель сотворения Богом мира, и ответ на грехопадение Адама.
Тезис Дунса Скота о Боговоплощении как цели сотворения мира делает естественным вывод о предизбранности души Божией Матери. Поскольку Боговоплощение, по Дунсу Скоту, входило в замысел Божий еще до идеи всякого прочего творения, то и избранность Божией Матери предшествовала идее всякого прочего творения, а тем более – идее греха. Поэтому Дунс Скот, вопреки мнению Фомы Аквинского, отстаивал учение о Непорочном Зачатии Пресвятой Девы Марии, т.е. учение о том, что ее душа с самого начала была свободна от первородного греха.
Дунсу Скоту нелегко было в одиночку отстаивать учение о Непорочном Зачатии. Более того, это учение, на первый взгляд, противоречило авторитету Св. Писания, которое утверждает, что все люди согрешили в Адаме и нуждаются в искуплении. Эту трудность Дунс Скот преодолел следующим образом. Он не отрицал, что Дева Мария, как и все прочие люди, была искуплена Иисусом Христом, но утверждал, что Она была искуплена особым образом, как бы заранее, в предвидении заслуг искупительной жертвы Своего Сына. Такой способ искупления Дунс Скот считал самым совершенным, ибо большее благодеяние состоит в том, чтобы не допустить зла, чем в том, чтобы исправить зло, уже совершившееся. Здесь может возникнуть вопрос, почему Бог поступил так только в отношении души Девы Марии. На это Дунс Скот отвечал, что Мария, будучи матерью Воплощенного Слова, этим отличалась от всех прочих людей.
Христос как Альфа и Омега творения
Согласно богословию Дунса Скота, главная цель Бога при сотворении мира – это создать души, могущие любить Его бесконечно сильно. Первой такой душой была душа Иисуса Христа. Дунс Скот считает, что сотворения лишь одной души Иисуса Христа хватило бы, чтобы обеспечить осуществление цели творения, ибо с этой душой ипостасно соединилось второе Лицо Пресвятой Троицы. Однако Бог соблаговолил создать множество душ, потенциально способных к бесконечной любви: это души ангелов и людей. Эти души могут соединиться с Богом в бесконечной любви только через Иисуса Христа. Таким образом, Иисус Христос возглавляет множество спасенных душ и погружает их в бесконечную любовь Пресвятой Троицы. Из всех творений лишь ангелы и люди созданы для бесконечной любви. В том, что люди созданы Богом для бесконечной любви, мы можем убедиться в этом из самонаблюдения: человек никогда не удовлетворяется конечным благом, следовательно, он создан для обладания бесконечным благом, т.е. Богом, а бесконечное благо вызывает в воле бесконечную любовь. Но если Фома Аквинский видит цель человеческой жизни в интеллектуальном созерцании бесконечного блага, то Дунс Скот видит эту цель в бесконечной любви, которую человек способен испытывать к бесконечному благу. Иными словами, смысл жизни человека состоит в том, чтобы реализовать имеющуюся в нем способность к бесконечной любви. Если эта способность останется нереализованной, она сожжет самого человека – и это будет главным наказанием для него. В этом вопросе позиция Дунса Скота сближается с позицией восточных отцов, в частности, русского богослова Силуана Афонского (1866-1938).
Позиция Дунса Скота в споре об исхождении Святого Духа
Во взаимоотношении Восточной и Западной Церквей спор об исхождении Св. Духа всегда играл ключевую роль. Проблема исхождения Св. Духа явилась в каком-то смысле “роковой” для христианского единства. Никто не сомневается, впрочем, в том, что истинной причиной разделения христиан явилось “охлаждение любви”, но вопрос об исхождении Св. Духа явился поводом для разделения. Инициатором спора о Filioque (исхождении Св. Духа от Отца и Сына) стал Константинопольский патриарх Фотий. Латинские полемисты пытались представить Фотия еретиком, отрицающим всякое участие Сына в предвечном исхождении Св. Духа, а греческие полемисты пытались представить еретиками латинян, приписывая им мнение, что Сын является самостоятельным, отличным от Отца началом Св. Духа.
Заслуга Дунса Скота состоит в том, что он, сознавая еретичность крайних богословских взглядов по этому вопросу, увидел, что при правильном подходе позиции латинян и греков можно согласовать. Действительно, как мы видим из творений многих восточных отцов (да и самого Фотия), греки вовсе не отрицали участие Сына в исхождении Св. Духа. Это видно даже из примера, приводимого самим Фотием в “Амфилохиях”. Так, Фотий сравнивает Отца с Адамом, Сына с Евой, Св. Духа с Авелем и восклицает: “Ведь та, началом создания которой было ребро, и тот, источником чьего возникновения было семя первотворного, происходят от Адама, но и Ева не переместится в определение сыновства, и Авель не проникнет и не перейдет в какое-то иное отношение, отрекшись от [звания] сына” (“Амфилохии”, 28). Но кто станет отрицать участие Евы в рождении Авеля? То же пишет и Дунс Скот: “Поскольку Отец есть начало Сына, все, что имеет Сын […], Он имеет от Отца”. В этом бесспорном для латинян и для греков утверждении Дунс Скот усматривает залог возможного примирения двух богословских позиций.
Обожение человека
Самая главная проблема для человека – это определить, в чем смысл его жизни. Эта проблема особенно остро стоит для человека XX века, утратившего свои религиозные корни. Многие приходят к вере в поисках ответа на этот вопрос. Дунс Скот, следуя Аристотелю, пишет, что целью жизни человека, как и целью всякой сотворенной природы, является совершенство. С этим, наверное, может согласиться и материалист. Даже Карл Маркс определял труд как целенаправленную деятельность по усовершенствованию окружающего мира. Никто не возразит на то, что цель зерна – стать колосом, а цель зародыша – стать взрослым человеком. Но какова цель взрослого человека? Старость? Смерть? Где же здесь стремление к совершенству? Однако нет ничего более несомненного, чем старость и смерть. И вот Дунс Скот наряду с другими христианскими богословами, начинает говорить о сверхъестественной цели человеческой жизни, понимая при этом, что естественный разум, взятый сам по себе, неспособен прийти к познанию сверхъестественной цели человеческой жизни. Здесь ему на помощь должно прийти Божественное Откровение.
Божественное Откровение сообщает нам о том, что отношения с Богом соделались двусторонними в Иисусе Христе – Боге и человеке. Таким образом, Божественное Откровение учит нас, что более нет пропасти, отделяющей Бога от человека: через Иисуса Христа мы можем реально общаться с трансцендентным Богом – Первопричиной и конечной Целью всего сущего. Это общение не сводится с пассивному обожению через принятие от Бога несотворенных Божественных энергий, как в паламизме, но представляет собой реальное общение двух личностей: Божественной личности Иисуса Христа и личности человека, любящего Иисуса Христа и любимого Им. Цель этого общения, согласно Дунсу Скоту, – реализовать возможности бесконечной любви, заложенные в человеке его Творцом. Иными словами, цель жизни человека – это бесконечная любовь к бесконечному Благу. Совершенный пример исполнения этого предназначения человека являет нам Пресвятая Дева Мария. Она должна стать нашей наставницей в любви к Своему Сыну. Через любовь же к Ее Сыну, который есть Бог, мы погружаемся в ту бесконечную любовь к бесконечному Благу, ради которой мы созданы. Эта любовь, в свою очередь, освящает нас и делает нас богоподобными. В этой любви и заключается обожение человека.
Учение Дунса Скота о Евхаристии
Цель жизни человека – стяжать бесконечную любовь к Богу. Но какова эта любовь: любовь собственника или любовь дающего? Дунс Скот однозначно отвечает на это: любовь к Богу должна быть любовью-самопожертвованием, отданием себя. Здесь – ключ к особому пониманию таинства Евхаристии Дунсом Скотом.
Цель любви – единение (ut duo unum fiant). Приобщение к Телу Христову в таинстве Евхаристии – наиболее совершенное единение; поэтому причащение есть comsummatio vitae Christiane (вершина христианской жизни). В этом Дунс Скот согласен с Фомой Аквинским и другими учителями Церкви. Богословская проблема возникает тогда, когда мы пытаемся представить себе, как осуществляется единение с Господом в таинстве Евхаристии. Уже Фома Аквинский обратил внимание на парадоксальные слова Августина, суть которых сводится к тому, что в таинстве причащения не Христос превращается в нас, но мы превращаемся в Христа. Иными словами, не Христос отдает себя нам, но мы отдаем себя Христу. Речь, как видим, идет о той самой любви-самопожертвовании, о которой говорил Дунс Скот.
Учение Дунса Скота о любви-самопожертвовании легло в основание его “аддуктивистской” теории Евхаристии (в ней Тело Христово мыслится не “продуцируемым” – productum, а “низводимым” – adductum). Согласно Дунсу Скоту, цель таинства Евхаристии – любовь-самоотдача в отношении Христа. Но чтобы Христос принял в Свои объятия человеческую душу, Он должен реально присутствовать на алтаре. При этом Он, разумеется, не покидает Неба. Таким образом, согласно Дунсу Скоту, Евхаристия – это не сведение Христа с Неба на землю, но возведение причастника с земли на Небо. Слова пресуществления, согласно Дунсу Скоту, порождают не новое Тело Христово, но новое присутствие Тела Христова. Алтарь становится как бы “дверью Райской”, вратами, за которыми находится Небо. Сквозь эти врата, как сквозь “решетку”, о которой говорится в книге Песни Песней, мы видим “возлюбленного”, т.е. воскресшего и прославленного Христа, подобно тайнозрителю на острове Патмос.
Значение богословия Дунса Скота
По мере движения мира к своему концу в нем будет охладевать любовь. Любовь дает совершенство знанию. Апостол Павел говорил о соотношении любви и знания следующее: “Знание надмевает, а любовь созидает” (1 Кор 8, 1). И там же продолжает: “Кто любит Бога, тому дано знание от Него” (1 Кор 8, 3). По преданию, апостол Иоанн, приближаясь к закату своей жизни, все время повторял своим ученикам: “Дети, любите друг друга!” Его ученики были смущены тем, что их учитель все время повторяет одно и то же, и спросили его: “Почему ты все время говоришь нам о любви?” На это апостол Иоанн отвечал им: “Я говорю о любви, потому что это самое главное”. Богословие Дунса Скота важно для нас потому, что оно напоминает нам об этой великой истине: человек способен на бесконечную любовь, сотворен ради бесконечной любви и в бесконечной любви становится подобным Богу. То, в чем сегодня более всего нуждается мир, – это любовь, свидетельство любви. XX век дал миру двух великих свидетелей любви Иисуса Христа – старца Силуана Афонского и сестру Фаустину Ковальскую. Эти два свидетеля, умершие практически в одно и то же время (осенью 1938 года), на деле осуществили то, о чем в своем богословии говорит Дунс Скот: “Цель и совершенство человека – в бесконечной любви”.
