Иосиф, сын Давидов,
тень Отца Всевышнего
и отдохновение Сына, призванного взять Крест,
источник, из которого Господь
в юные годы утолял жажду любви
глубокими глотками…
«От терпения опытность, от опытности надежда», пишет апостол Павел в Послании к Римлянам (Рим 5, 4). Возможно, речь идет о том самом жизненном терпении, о том, чтобы умиротворенно принимать преходящую тайну материи и времени в ожидании исполнения всего, что еще не осуществилось, основанном лишь на верности Бога данному Им Слову.
Насколько это трудно – знает только Он: для таких маловерных (или недоверчивых), как автор этих строк, «надеяться вопреки надежде», в вере Отцов и святых, дело не просто трудное, а невыполнимое, если бы, говоря языком схоластов, нельзя было считаться с действием благодати ab intrinseco (изнутри).
«Верую, Господи! Помоги моему неверию», – шепчу я вместе с отцом того отрока из Евангелия.
Почему? Как же так? (Но имею ли я право спрашивать об этом?)
Сказывается не только давящая атмосфера московского столпотворения в этом мучительно-медленном приближении лета к туманной осени, сырой и неопределенной…
Вера… Вера и доверие. Моя вера, боюсь, слаба и бесплотна и рождает во мне уверенность, неуловимую, «словно рисунок водой по воде», используя образное выражение Борхеса.
Не знаю, ни «почему», ни «как же так»; отказываюсь судить о себе самом.
Предпочитаю стараться найти выход, найти способ встретить проблему… и жить с ней, а может, даже – мало-помалу – выйти «наружу».
Поэтому я обращаю взгляд на Иосифа из Назарета и пытаюсь – как могу – опереться на ЕГО веру.
«Через сон – нечто неопределенное, что бередит вам душу и оставляет ее прежде всего в нерешительности, – он погрузился в длительное молчание, продолжающееся вот уже двадцать веков. Приняв сон как слово, он отказался от отцовства в смысле человеческом и подарил миру Сына Божия. Из-за одного слова, которое он принял как руководство к действию, он не познал свою жену, но любил ее так, как любая женщина на свете мечтала бы, чтобы ее любили, даже когда она совершает нечто совершенно безрассудное» (Оливье ле Жандр «Плотник из Назарета»).
Может, это и есть некий глоток – крохотный, неуверенный – того «обнажения», той бедности (слово опасное в устах францисканца!), о которой говорит Мишель Куаст в «Триптихе о нищих» (св. Франциск, св. Фома Аквинский, св. Иоанн Креста)? Может, это и есть тот «узкий путь», которым надлежит идти, даже не рассчитывая на человеческое участие? Не эту ли дорогу слегка намечают принесенные обеты?
Если так и есть, то не могу принять это в данный момент иначе, чем «опасность», возможно, неясную, смутную, но, тем не менее, все же реальную, неведомую, неумолимую. Потому что пути через пустыню – с неизбежной жаждой и засухой (даже если они ведут через березовые рощи и темные леса стройных сосен) – лишают меня какого бы то ни было чувства уверенности, защиты, опоры.
И куда этот путь меня приведет, спрашиваю я себя, в пропасть или на вершину горы? Или во «тьму»?.. Как библиотеки – пусть и набитые до отказа мистическими трактатами – не рассеивают ни мрака… ни миражей!
Поэтому я обращаю взгляд на Иосифа. Поэтому, как и многие францисканцы до меня, хватаюсь за него, как за поводыря, защитника, друга, которому можно довериться. Он знает, что такое отправляться в путь внезапно, не ведая, что впереди; он знает, что такое разбитые мечты и страхи, тьма и бегство; он знает, что такое суровая, неумолимая, засасывающая повседневность; он знает, что такое разрывы и расставания – ведь смерть разлучила его с Сыном и Супругой; ему известно, что такое жизнь – и смерть, – целиком построенная на вере и зависящая от нее…
Не удивляюсь, что уже в XIII веке сыновья и дочери Франциска – в их числе св. Маргарита Кортонская – доверялись Иосифу и что он является – вот уже более трех веков – Хранителем Серафического Ордена: жизнь Меньших Братьев настолько сродни – или должна бы, могла бы быть сродни – его простой жизни, полной лишений, трудов, в сумерках веры и в ожидании исполнения того, что он, Иосиф, НЕ видит в этой жизни… Как не увидим, может, и мы. Но все же он не отступает!
И вот в своей келье в монастыре Св. Франциска в Москве я ощущаю – знаю, непонятно как, но знаю, что это правда, – свое единение с Иосифом из Назарета. Его молчаливое присутствие заглушает гвалт и этого столпотворения, и того древнего столпотворения в месопотамском Вавилоне, вновь принося мне утешение неизменной верностью Пресвятой Троицы Ее замыслу о Спасении, вопреки ветрам и течениям, интригам и махинациям, болезненным разрывам и неуверенности в завтрашнем дне…
Серость дня словно отступает. Продолжаются ежедневные хлопоты монастырской жизни… Что будет завтра – то в руках Божиих. В надежных руках – какими были для Младенца и Отрока Иисуса руки Иосифа, «тени» Отца.
Его рука введет меня в глубины познания исполненной любви воли Всевышнего, которую и он познавал – до самой глубины, до самого конца. И по его молитвам в моей немощи явится – надеюсь! – обильная благодать и укрепит меня в моем странствии с братьями по этим необыкновенным путям сегодняшней России, необъятной и многострадальной…
Вильгельм Спирито OFM Conv
Отрывок из книги «Из Святой Руси»
