Все знают, что Франциск Ассизский – святой Рождественских яслей. Вот как один из первых его биографов, Фома Челанский, описывает произошедшее в Греччо ночью 25 декабря 1223 года.
«Был в той земле человек по имени Иоанн, доброй славы, но еще лучшей жизни, и его святой Франциск отличал особой любовью, тем более, что тот, будучи в этих местах одним из самых знатных и уважаемых людей, презрел благородство плоти и посвятил себя достижению духовного благородства. И вот блаженный Франциск позвал его к себе примерно за две недели до праздника Рождества, как и раньше нередко бывало, и сказал: «Если ты хочешь, чтобы в этом году мы праздновали Рождество Иисуса в Греччо, предвари меня и приготовь все, что я тебе говорю: я хотел бы представить рождение Младенца в Вифлееме, и как бы увидеть телесными очами Его страдания из-за отсутствия того, что необходимо новорожденному, хочу увидеть, как был Он положен в ясли и лежал на сене, а рядом стояли вол и осел». Выслушав все это, тот человек, верный и богобоязненный друг, поспешил подготовить в указанном месте все необходимое, по замыслу, открытому ему святым.
И наступил день радости, время прославления! По сему случаю были созваны туда многие братья из разных мест; мужчины и женщины, жившие в этой земле, все, кто только мог, с радостью в душе готовили свечи и факелы, чтобы осветить ночь, в которую взошла наиярчайшая Звезда, осветившая все дни и все времена. Пришел, наконец, и Франциск: увидел, что все подготовлено, как он пожелал, и возрадовался. И вот, подготовляются ясли, наполняются сеном, приводят вола и осла. В этой трогательной сцене сияет евангельская простота, прославляется бедность, утверждается смирение. Греччо обратился в новый Вифлеем.
Ночь светла как полдень, прекрасна для людей и для животных! Собирались люди, необычной радостью приветствуя новую тайну. Лес откликается голосами, и величественные скалы вторят праздничным песням хора. Братья поют избранные хвалы Господу, и, кажется, тьма рассеяна радостью.
Святой Божий охвачен экстазом перед яслями, душа его трепещет от раскаяния и несказанного счастья. Затем пресвитер торжественно совершает Евхаристию над яслями, и Франциск вкусил неизведанное прежде утешение.
И вот, Франциск облачился в одеяния диакона, поскольку был диаконом, и громко запел святое Евангелие: голос его, сильный и сладостный, ясный и звучный, наполняет всех тоской по небу. Затем он обратился с проповедью к народу, и сладчайшими словами говорил им о Царе, рожденном в нищете, и о городке Вифлееме. Часто, когда он хотел произнести имя Иисуса Христа, то, воспламененный небесной любовью, называл Его «Вифлеемским Младенцем», а слово «Вифлеемский» произносил, растягивая и с такой нежной любовью, что оно звучало нежно, как блеянье овечки. И всякий раз, как Франциск произносил слова «Вифлеемский Младенец» или «Иисус», он облизывал губы, словно вкусив всю сладость этих слов.
И умножились дары, ниспосланные Всемогущим, и один из присутствовавших, муж добродетельный, сподобился чудесного видения. Привиделось ему, что в яслях лежит неживой младенец, а Франциск, склонившись над ним, пробудил его от глубокого сна. И вполне разумным кажется нам это видение, ведь по заслугам святого, Младенец Иисус был оживлен в сердцах многих, кто забыл Его, и мысль о Нем запечатлелась глубоко в их памяти. По завершении торжественного бдения, каждый вернулся в дом свой преисполненным несказанной радости».
Франциск Ассизский – святой яслей Господних. Но не символических яслей, окруженных ангелочками с переливающимися крыльями и блеющими овечками, коленопреклоненными пастухами и великолепными волхвами, выстроившимися в фантасмагорическую «очередь» у пещеры, где лежит новорожденный Царь иудейский. Для Франциска опыт яслей не исчерпывается тем, чтобы уравновесить невинные мечты детей и ностальгические сожаления взрослых. Для него ясли – трагедия любви, подвигшей Божиего Сына стать Сыном Человеческим ценой такого пришествия в мир, ценой первых слез, пролитых среди паутины, сена, дурных запахов скотного двора.
Святой Греччо, наконец, – святой горы Верны, носящий на своем теле стигматы искупительных страданий Распятого Христа.
Но духовность Ассизского Бедняка не замыкается, пусть и в необъятных, границах Вифлеема и Гогофы. Она вмещает в себя безграничную жизнь Пресвятой Троицы. И поэтому он поклоняется Христу именно там, куда Отец, во исполнение истории спасения, отправил Своего Сына.
Марко Адинольфи OFM
