(Из цикла статей к 800-летию Ордена Францисканцев)
«Обращение Франциска произошло не «вдруг» и не «сразу». Это был не порыв, а последовательное, постепенное движение…»
Достоверно писать о святых – задача не из легких. Причина ясна: большая часть событий их внутренней жизни всегда происходит в глубинах, недосягаемых для стороннего наблюдателя.
Так было и со св. Франциском. Складывавшиеся в разное время, иногда более или менее удачные, а порой – откровенно надуманные, описания его жизни напоминают попытки восстановить античную статую по нескольким случайно сохранившимся обломкам. Об этом хорошо бы помнить, иначе слишком легко пойти на поводу у собственных домыслов и идей.
Свидетельство трех друзей
Наиболее ценные сведения, которые помогают воссоздать образ святого, содержатся в его ранних жизнеописаниях, прежде всего в так называемой «Легенде трех спутников» (далее – «Легенда»); по общему мнению, она сложилась в кругу первых нищенствующих братьев. Из повествования, позволяющего увидеть не только внешние события жизни Франциска, но и происходившие с ним внутренние перемены, становится ясно: его обращение произошло не «вдруг» и не «сразу». Это был не порыв, а, скорее, последовательное, постепенное движение; причем почти на каждом шагу ему приходилось бороться, прежде всего с самим собой, а уже потом – с ближними и дальними.
В начале этого пути, как явствует из памятника, Франциск пережил несколько мощных духовных потрясений, всецело определивших его последующую жизнь. За каждым знамением святому открывался Божий замысел; мало-помалу он постигал, что призван оставить все – и жить по Евангелию.
В «Свидетельстве» упоминается шесть таких «поворотных» событий. О первых двух – о видении рыцарских доспехов, возвестившем, что он поведет за собой многих людей, а также о беседе с таинственным голосом в Сполето, призвавшим служить Богу, а не его рабам, то есть не идти воевать, а вернуться в Ассизи, – мы рассказывали в предыдущей статье. Теперь речь пойдет о третьем событии.
Тот же и все-таки иной
Итак, молодой Бернардоне слышит голос: «Вернись в свою землю, а там узнаешь, что тебе делать» («Легенда») – и послушно возвращается, что, безусловно, свидетельствовало о постепенно совершавшейся в нем перемене. Еще совсем недавно общительный и легкомысленный гуляка, большой любитель рыцарских забав и всеобщего внимания, он все чаще уходит в себя, становится сосредоточенней, задумчивей, серьезней.
Это не означало, что он полностью порвал со своими друзьями и прежней жизнью, иначе местные знатные юноши вряд ли выбрали бы его своим «предводителем». Причем выбрали, как можно предположить, не только потому, что Франциск по природе своей был человеком компанейским, но и по причине его веселой, расточительной щедрости. Он не возражал, больше того, устроил для приятелей пир. Попировав, сытая и пьяная компания, по обычаю того времени, с громкими песнями шаталась по городу. Франциск был с ними, но вел себя совсем не так, как прежде; он, читаем мы в «Легенде», шел в стороне, «погруженный в раздумья».
Встреча с Богом
И вот в ту самую ночь, когда во мраке вопросов и сомнений Франциск брел вдали от шумной компании, его посетил Бог: в сердце вдруг излилась такая сладость, что он «не мог ни говорить, ни двигаться… словно его оставили все телесные чувства, как он сам рассказывал позже…» (там же). Тут к нему подошли приятели и, увидев, как он «весь переменился» (там же), заподозрили, что их друг попал в силки Амура. Однако они не просто заметили произошедшую во Франциске перемену, подчеркивает агиограф, но «были потрясены»; возможно, они почувствовали, что теперь Франциск неизбежно отдалится, уйдет из их маленького, беззаботного мирка. Иными словами, приятели поняли, что остаются без «вожака».
Духовная сладость
Тут самое время хотя бы кратко пояснить, что за духовную сладость всем естеством ощутил Франциск.
Приблизиться к этой тайне нам поможет известное уже в раннехристианской Церкви учение о «духовных чувствах»; вслед за Оригеном (ум. ок. 253) его разрабатывали Евагрий Понтийский (ум. ок. 399), Григорий Великий (ум. в 604), Бернар Клервоский (ум. в 1153) и многие другие богословы. Смысл его в том, что помимо данных каждому человеку пяти физических чувств, посредством которых мы воспринимаем видимый мир, каждый христианин наделен «духовными чувствами». Ими он познает мир невидимый – созерцает незримое, слышит небесные голоса, вкушает благость Божию, обоняет благоухание Христово, осязает Слово жизни. Поэтому «человек, рожденный от воды и Духа, способен «видеть» Сына Божия, «ощущать» Его присутствие, «слушать» и «слышать» Его слово, «прикасаться» к Нему, «насыщаться» Им, «источать» жизнь Духа. Это не наивный или болезненный восторг, а совершенно особенное, захватывающее, ни с чем не сравнимое переживание встречи с Живым Богом. Прежде Бог говорил с Франциском сквозь завесу событий, будь то видение рыцарского оружия или загадочный голос, услышанный в Сполето; теперь же Господь обращался к нему прямо, и не узнать Его было уже нельзя. Поэтому неудивительно, что с того дня жизнь Франциска начала необратимо меняться.
Жажда Бога
Первым и очевидным признаком перемен стало его возвращение к Богу. Единожды вкусив небесной сладости, он стал искать ее повсюду. Его все сильнее влекла молитва и, послушный внутреннему «принуждению», он каждый день «уходил в укромное место», чтобы побыть с Богом, а «порой начинал молиться на улицах и в прочих людных местах» («Легенда», 8). Неведомая раньше жажда постепенно пересиливала прежние желания и порывы, но мы не ошибемся, если скажем, что происходило это в трудной, а порой мучительной внутренней борьбе.
Сострадание к нищим
Во-вторых, Франциск стал гораздо сострадательней к нищим, особенно к тем, кто просил милостыню Христа ради. Он и прежде щедро оделял их деньгами, но теперь в буквальном смысле отдавал им все: не было денег – делился одеждой, только бы они не ушли с пустыми руками. Когда же отец уезжал и Франциск оставался дома с матерью, его милостыня поистине не знала пределов.
Но одной лишь милостыней Франциск довольствоваться не собирался. Ему все чаще хотелось не только поделиться с бедными своим «имением», но и разделить их участь. Богатый юноша, который еще совсем недавно предпочитал общество таких же состоятельных и беззаботных сверстников, теперь «всем сердцем тянулся к бедным и выслушивал их просьбы» («Легенда», 9).
Любовь к бедности
А в-третьих, Франциск возлюбил не только бедных, но и саму бедность. Он все отчетливей понимал: идти за Христом – значит разделить жизнь обездоленных и беззащитных.
На этом пути он иногда совершал весьма странные для современного человека поступки. Например, когда отец посылал его по торговым делам в соседний город, Франциск, пользуясь тем, что его никто не знает, отдавал свой богатый костюм первому встречному побирушке, сам переодевался в его лохмотья и шел просить милостыню Христа ради, чтобы самому узнать, что значит стоять с протянутой рукой у дороги, унижаться, страдать от голода и стыда, жить в страхе перед завтрашним днем. Даже отправившись паломником в Рим, он умудрился «незаметно поменяться одеждой с каким-то нищим… и просил подаяние» («Легенда», 10).
Однако не стоит забывать: сколь бы искренне ни рвался юный Франциск «попробовать бедность», это были не более, чем «репетиции», после которых он по-прежнему возвращался к зажиточным родителям, переодевался в привычное платье, садился за уставленный яствами стол и, нимало не смущаясь, брал деньги из отцовской «казны»…
Бедняк Господень
Каждая подлинная встреча с Богом открывает, что Он непостижим, недосягаем – и человеку ничего не остается, кроме как осознать свою малость и смиренно склониться перед Ним и перед ближним. Так и случилось с Франциском.
Тогда, в самом начале дороги, Бедняк Господень еще не ведал, куда она приведет. Но уже знал наверняка: куда Бог повелит, туда ему и должно идти. И потому с юных лет, как повествует «Легенда», он усердно «просил Бога направить его стопы» (там же, 10).
Марек Сыкула OFMConv