(Из цикла статей к 800-летию Ордена Францисканцев)
На произошедшую с Франциском перемену повлияли несколько исключительных событий, которые соединяются в причудливую цепь причин и следствий. Как явствует из наиболее ранних свидетельств, в общей сложности таких потрясений было шесть, и за каждым стоит встреча лицом к лицу с Богом. Три первых: видение рыцарских доспехов; таинственный голос, который он слышал ночью в Сполето; переживание невиданной дотоле духовной сладости. Сейчас мы же расскажем о четвертой встрече.
Перемена ума
Долго ждать этого события не пришлось. Молодой Бернардоне более не сомневался, что в его жизнь вошел Бог и все настойчивей зовет его: «Следуй за Мной». Юноша упорно пытался понять, чего же от него хотят. Однажды, когда он, уединившись, «горячо молился Господу», вопрошая, что теперь надлежит делать, вдруг услышал тот самый, уже знакомый, голос: «Франциск, если ты хочешь узнать Мою волю, ты должен презреть и возненавидеть все то, что любил в миру и чем стремился обладать. И когда сделаешь так, несносным и горьким покажется тебе то, что прежде влекло и услаждало; и в том, чем ты некогда гнушался, ты найдешь великое наслаждение и безмерную сладость» (Легенда трех спутников, 11).
Иными словами, Франциску дано было понять, что если он и впрямь хочет познать Божию волю, ему надо полностью перевернуть свои представления о жизни. Он привык самостоятельно решать, что для него благо. Теперь же ему предстояло подчинить себя иной мудрости, исходящей не от мира сего.
Странные слова не испугали, а, скорее, утешили Франциска. Он принял их с легким сердцем – и с тех пор они стали его жизненным правилом.
Встреча с прокаженным
Прошло совсем немного времени – и вот, в один из дней, когда Франциск катался верхом в окрестностях Ассизи, за городской стеной, ему повстречался прокаженный. Как и большинство его современников, ничего, кроме гадливого ужаса, к прокаженным он не испытывал. Один их вид, читаем мы в жизнеописании, вызывал у него отвращение, а о том, чтобы подойти к ним поближе, юный Бернардоне и помыслить не мог. Он «… не выносил даже близко подходить к их жилищам. Когда случалось ему проходить мимо мест их обитания или встречать кого-нибудь из них, хотя сострадание и побуждало его подать милостыню, но он старался сделать это через кого-нибудь другого, а сам в это время отворачивался и зажимал ноздри» (Легенда трех спутников, 11). В другом жизнеописании сказано еще резче: «Среди всех ужасов человеческого несчастья особое инстинктивное отвращение испытывал Франциск к прокаженным.» (Житие второе св. Франциска, составленное Фомой Челанским, 9)
Памятуя о том, что открыл ему таинственный голос, Франциск пересилил брезгливость и страх, «соскочил с коня и устремился его поцеловать. И прокаженный, протянувший ему руку в надежде получить нечто, получил одновременно деньги и лобзание.» (там же). Именно тогда, пишет агиограф, Франциск убедился в истинности Божиих обетований: немыслимое, омерзительное, невыносимое враз превратилось в «сладость» (Легенда трех спутников, 11).
Сладость (лат. dulcedo) и горечь (лат. amaritudo) – суть два крайних «полюса» наших ощущений (вкусовых, зрительных, слуховых…), метафора несоединимых противоположностей. Отныне Франциска будет «услаждать» (dulcedo) и «притягивать» то, что прежде вызывало у него отвращение и гадливость.
Дружба с прокаженными
Встреча с прокаженным укрепила Франциска в намерении жить «вопреки себе». Несколько дней спустя он, без всякого внешнего побуждения, отправился в находившееся неподалеку от Ассизи убежище для прокаженных, которое опекали монахи из Госпитального братства святого Антония. Придя туда, он «собрал их и роздал подаяние, каждому целуя руку» (там же).
Этот жест, в котором слились безукоризненная учтивость и чистая милость, совсем не похож на унизительное «снисхождение к убогим». Франциск отдавал «от избытка сердца», причем не только деньги, но и самого себя.
С тех пор, если верить преданию, рук прокаженным он больше не целовал. Он пошел дальше – не только «жил среди них и смиренно прислуживал им», но «стал он другом и товарищем прокаженных» (там же). Его общество теперь составляли те, от кого еще недавно он брезгливо воротил нос, и Франциск ценил свой новый «круг» гораздо больше, чем беззаботную прежнюю компанию. Изуродованные болезнью, отверженные людьми, прокаженные не только будили в нем сострадание, но и учили видеть истинную цену земных благ.
Внутренняя перемена
Со временем станет ясно, что встреча с прокаженным, по сути, определила всю дальнейшую судьбу Ассизского Бедняка.
В его прежней жизни и мечтах больным проказой места не было. В мире, к которому он стремился, не было места страданию и бедам, боли, бессилию, уродству, – словом, всему тому, о чем своей пугающей наружностью напоминали эти люди. Состоятельный, одаренный юноша хотел только одного – жить ярко и безбедно. Но теперь, когда Франциск ступил на новый, с недавних пор такой желанный для него путь отвержения себя, самоограничения и «благих неудач», оказалось, что все, к чему он стремился, у него уже есть. Он познал невиданную доселе сладость, которую не может даровать ничто земное.
Свобода от «я»
Молодой Бернардоне больше всего мечтал прославиться. Господь исполнил его мечту, но совсем не так, как это представлялось Франциску. Юношей он грезил о подвигах на поле брани; ему же была дарована радость самой трудной из побед – победы над собой. Чтобы разбудить в молодом эгоцентрике, чрезмерно привязанном к земным утехам и себе любимому, пылкого альтруиста, ищущего только славы Царства и любви к ближним, Бог посылает ему прокаженного – и тем самым «сокрушает сердце»! Когда Франциск поклонялся и служил себе, прокаженные его отпугивали и раздражали. Теперь же они стали желанны, нужны, стали его «королями» и наставниками», помогавшими приблизиться к Тому, Кто уподобился беспомощным и гонимым.
Размышления годы спустя
О том, как переменила его встреча с прокаженным, Франциск расскажет в «Завещании», продиктованном под конец жизни. Он отчетливо осознавал, в чем выразилось его обращение – «… то, что казалось мне горьким, стало сладостью для души моей и тела» (Завещание, 3) – и почему это произошло: «Господь Сам привел меня к ним (прокаженным), и я им служил» (Завещание, 2). Франциск прекрасно понимал, Кому он обязан произошедшей с ним переменой. По своей воле он никогда не пошел бы к прокаженным. Добрый, впечатлительный юноша, конечно, жалел несчастных, но жить среди них – это был слишком трудный, слишком горький опыт. Своими силами переступить границу «светской благотворительности» Франциск не мог – и вряд ли бы осмелился, если бы сам прежде не познал милость Божию.
Марек Сыкула OFMConv
